– Пятнадцать солонов… до того, как мы расплатились с вами, – прохлюпал Галдо. – Значит, двенадцать у нас украли. Отец Цеппи выгонит нас из ордена.

– Не болтай чушь! – строго сказала госпожа Стролло, добавляя еще две монеты.

У лавки потихоньку собиралась толпа.

– Да, черт возьми! – вскричал толстяк. – Мы не позволим мерзкому дьяволенку покрыть нас позором! Сколько вы дали, госпожа Стролло? Я дам больше!

– Чтоб тебе пусто было, самохвальный старый боров! Я же не напоказ, а по велению души…

– А я дам корзинку апельсинов, – раздался женский голос в толпе. – Для вас и Безглазого священника.

– А вот еще солон от меня, – сказал другой торговец, протискиваясь к прилавку с монетой в руке.

– Видрик! – Госпожа Стролло отвлеклась от ссоры со своим тучным соседом и сурово воззрилась на сержанта. – Все случилось по твоей вине, Видрик! Ты должен дать бедняжкам хотя бы пару медяков.

– По моей вине?! Но послушайте…

– Нет, это ты меня послушай! Теперь, коль зайдет разговор о Виденце, все станут говорить: «А, знаем-знаем, там еще священников грабят». Святые Двенадцать! Точно в Горелище или где похуже. Тьфу! – в сердцах плюнула торговка. – Возмести ребятишкам хоть малую долю убытка – иначе я такого наговорю твоему капитану, что тебя поганой метлой погонят с должности. Будешь потом горбатиться на мусорной барке до седых волос и гнилых зубов.

Страдальчески морщась, сержант полез в карман за кошельком, но мальчиков уже тесно обступили сердобольные обыватели, помогли обоим подняться на ноги, и каждый норовил утешительно похлопать Локка по спине. Все наперебой совали заплаканным послушникам монеты, фрукты и разные маленькие подарки, а один купец вручил аж целый кошелек, предварительно переложив в карман самые ценные монеты. Локк с Галдо убедительно изображали удивление и радостную растерянность и приличия ради отнекивались от каждого подарка, прежде чем взять.

6

В четвертом часу пополудни тело Антрима Однорукого было благополучно доставлено в сырое святилище храма Переландро. Трое мальчиков в белом (Кало присоединился к ним на подходе к Храмовому кварталу) спустились по ступеням и уселись рядом с отцом Цеппи, который сидел на своем обычном месте, положив толстый локоть на край медной чаши.

– Ну что, ребятки, – промолвил священник. – Придется ли Джессалине пожалеть, что она спасла мне жизнь?

– Не придется, – твердо ответил Локк.

– Труп первостатейный, – доложил Кало.

– Правда, пованивает малость, – добавил Галдо.

– Но в остальном – отменный труп, – заверил Кало.

– Совсем свежий, – сказал Локк. – Мужика в полдень повесили.

– Хорошо. Просто замечательно. Но мне очень хотелось бы знать, почему последние полчаса все прохожие, бросающие подаяние в чашу, выражают мне сочувствие по поводу случившегося в Виденце?

– Потому что они сожалеют о случившемся в Виденце, – осклабился Кало.

– Все таверны целы, никаких пожаров, клянусь Великим Благодетелем, – быстро проговорил Локк.

– И чем же вы, мальчики, занимались, прежде чем доставили труп в храм? – с расстановкой произнес священник таким тоном, будто обращался к напроказившему щенку.

– Раздобыли немного деньжат. – Локк кинул в чашу увесистый кошелек, подаренный щедрым купцом. – Двадцать три солона и три медяка, если быть точным.

– И корзинку апельсинов, – сказал Кало.

– А еще большущий сверток свечей, – подхватил Галдо, – две ковриги черного перченого хлеба, вощеную коробку пива и несколько алхимических шаров.

Несколько мгновений Цеппи молчал, а потом, сделав вид, будто поправляет повязку на глазах, чуть приподнял ее и заглянул в чашу. Кало и Галдо, радостно хихикая, пустились взахлеб рассказывать о хитром плане, придуманном Локком и приведенном в исполнение совместными усилиями.

– Багор мне в задницу! – воскликнул священник, когда они закончили. – Хоть убей, не припомню, чтобы я давал разрешение на дурацкие уличные спектакли, Локк.

– Должны же мы были как-то вернуть деньги, – пожал плечами мальчик. – Нам пришлось заплатить пятнадцать солонов, чтоб забрать труп с виселицы. А теперь мы в прибытке, плюс еще свечи, хлеб и пиво.

– И апельсины, – напомнил Кало.

– И алхимические шары, не забывайте, – добавил Галдо. – Чудо какие красивые.

– О Многохитрый Страж… – добродушно проворчал Цеппи. – Еще сегодня утром я пребывал в счастливом заблуждении, что я вас здесь учу уму-разуму.

С минуту они сидели в дружелюбном молчании. Солнце клонилось к западу, и тени на улицах города постепенно удлинялись.

– Ладно, черт с ним. – Цеппи потряс оковами, разгоняя кровь в затекших руках. – Я заберу ровно столько, сколько выдал вам на расходы. Вам, Кало и Галдо, разрешаю взять по серебряной монете и распорядиться ими по своему усмотрению. А ты, Локк, можешь забрать все остальное и отложить на… гм… погашение известного долга. Деньги украдены по всем правилам.

В следующий миг к ступеням храма подошел солидного вида мужчина в травяно-зеленом камзоле и четырехугольной шляпе. Он бросил в чашу горсть монет – судя по звону, серебряных и медных вперемешку, – затем почтительно прикоснулся к шляпе, приветствуя троих мальчиков, и сказал:

– Я из Виденцы. И хочу, чтоб вы знали: я до глубины души возмущен сегодняшним происшествием.

– Сто лет доброго здравия вам и вашим детям, – отозвался Локк. – Да благословит вас всех Покровитель сирых и обездоленных!

Глава 5

Серый король

1

– Я вижу, Лукас, деньги расходятся очень быстро, – заметила донья София Сальвара.

– Обстоятельства нам благоприятствуют, донья София. – Локк улыбнулся самой что ни на есть радостной по меркам Фервайта улыбкой: чуть скривил сомкнутые губы, каковое мимическое движение на любом другом лице читалось бы как гримаса боли. – Приготовления идут полным ходом. Корабли снаряжаются, команды набираются, товар закупается – скоро нам останется лишь упаковать ваш гардероб для короткого путешествия.

– Ну да, ну да…

Не обозначились ли темные круги у нее под глазами? Не появился ли во взгляде холодок настороженности? Да, у нее явно неспокойно на душе. «Сейчас главное – не перегнуть палку, – подумал Локк. – А то, не ровен час, у доньи нервы сдадут раньше времени». Самое трудное и тонкое дело – честно смотреть в глаза и улыбаться человеку, который точно знает, что имеет дело с мошенником, но не знает, что мошенник знает, что он знает.

С легчайшим вздохом донья София прижала личную печать к кляксе горячего голубого воска внизу пергаментного листа, а чуть выше начертала свое имя округлым теринским письмом, несколько лет назад вошедшим в моду у знати.

– Ну, раз вы говорите, что требуется еще четыре тысячи, значит, будет вам еще четыре тысячи.

– Я вам глубоко признателен, сударыня.

– Несомненно, скоро вы за все расплатитесь. И расплатитесь с лихвой, если наши надежды оправдаются. – Она впервые за время разговора довольно улыбнулась, отчего в уголках ее глаз собрались тонкие морщинки, и протянула Локку очередной вексель.

«Ну вот, так-то лучше, – подумал Локк. – Чем больше жертва уверена, что владеет обстоятельствами, тем больше власти имеет над ней мошенник». Еще одно правило отца Цеппи, многократно подтверждавшееся на практике.

– Пожалуйста, передайте вашему мужу сердечнейший привет от меня, когда он вернется с деловой встречи, – сказал Локк, принимая заверенную печатью бумагу. – А теперь, боюсь, я должен вас покинуть: мне нужно кое с кем повидаться по поводу… гм… платежей, которые не будут отражены ни в одной официальной счетной книге.

– Конечно-конечно, понимаю. Конте вас проводит.

Сегодня угрюмый старый вояка выглядел бледнее обычного, и Локку показалось, что он шагает слегка враскорячку и чуть прихрамывает на обе ноги. Да, бедняга явно старался поберечь известный орган, поврежденный накануне. При воспоминании о собственных своих вчерашних телесных муках Локк невольно исполнился сострадания к слуге Сальвары.