Конте принес три серебряные чаши на медном подносе. В каждой лежала половинка апельсина, нарезанная таким образом, чтобы кусочки мякоти можно было извлекать из сердцевины маленькой двузубой вилочкой. Слуга поставил чашу с вилочкой и положил льняную салфетку на полку в деревце справа от Локка. Супруги Сальвара выжидающе смотрели на гостя, пока Конте обслуживал их самих.

Огромным усилием воли подавив тревогу, Локк взял чашу, подцепил вилочкой ломтик мякоти и положил на язык. Он изумленно поднял брови, когда во рту у него разлилось приятное покалывающее тепло, как от крепкого хмельного напитка.

– Ба! Плод пропитан каким-то ликером, чрезвычайно приятным на вкус. Апельсиновым бренди? С лимонной ноткой?

– Не пропитан, Лукас. – Дон Лоренцо совсем по-мальчишески ухмыльнулся, с неподдельной гордостью. – Эти апельсины поданы в своем природном виде. Выведенное Софией дерево само вырабатывает хмельные соки и насыщает ими плоды.

– Святые Сущности! – воскликнул Локк. – Какой удивительный гибрид! Насколько мне известно, такого с цитрусовыми еще никто не проделывал.

– Я добилась желаемого результата всего пару месяцев назад, – улыбнулась София. – Апельсины первых урожаев совершенно не годились для угощения. Но последний урожай, похоже, удался. Осталось провести еще ряд исследований – и продукт можно смело пускать в продажу.

– Мне хотелось бы назвать его именем Софии, – сказал дон Лоренцо. – Каморрский апельсин София – алхимическое чудо, которое ввергнет в уныние веррарских виноторговцев.

– Я бы предпочла какое-нибудь другое название. – София шутливо хлопнула мужа по запястью.

– Наши мастера-растениеводы будут в восторге не только от ваших апельсинов, но и от вас самой, сударыня, – учтиво промолвил Локк. – Я же говорил, что наше сотрудничество может оказаться куда более плодотворным, чем мы предполагали. Ваше поразительное умение видоизменять любое и всякое растение… Мне думается, сегодня для будущей репутации дома бель Аустеров вы могли бы сделать больше, чем старинные эмберленские традиции.

– Вы мне льстите, господин Фервайт. Но давайте не будем считать корабли, пока они не пришли в порт.

– Действительно, – кивнул дон Лоренцо. – И кстати, упоминание о кораблях возвращает нас к разговору о наших делах. Боюсь, у меня для вас огорчительная новость, Лукас. Право, даже стыдно говорить… В общем, в последние дни меня постиг ряд неудач. Один из моих должников не выполнил свои долговые обязательства на крупную сумму, и несколько моих деловых предприятий оказались далеко не такими успешными, как я ожидал. Короче, в настоящее время наше денежное положение оставляет желать лучшего, и вложить еще несколько тысяч крон в наше совместное предприятие мы едва ли сможем.

– О!.. – проговорил мнимый Фервайт. – Это… это и впрямь огорчительно.

Он отправил в рот очередной ломтик апельсина и высосал из него хмельной сок, терпкость которого помогла ему скривить губы в подобии улыбки, хотя улыбаться ну совсем не хотелось.

2

Служитель Азы Гийи крадучись двигался по Берегу Отбросов, перескальзывая из тени в тень с осторожной кошачьей грацией, неожиданной для человека столь крупного телосложения.

В вечернем воздухе разливался тонкий туман. Стояла тяжелая жара, душная и влажная. Пот ручьями струился по лицу Жана под частой серебряной сеткой Скорбного лика. Каморрцы по вековому опыту знали, что две недели перед летним солнцеворотом и Днем Перемен – самые знойные в году. Поодаль от берега тускло светили уже знакомые желтые фонари; до слуха доносился плеск воды и крики людей на борту «Сатисфакции», которые подтягивали к кораблю лодку с очередным благотворительным грузом.

Что именно переправляют на чумное судно, так и оставалось для Жана загадкой, и он не видел иного способа выяснить что-нибудь наверное, кроме как напасть на грузчиков – но о столь решительной мере, разумеется, не могло быть и речи. Поэтому сегодня Жан решил сосредоточить внимание на одном из складов, расположенном неподалеку от причалов.

Отбросы еще не сравнялись с Зольником по степени разрухи и запустения, но быстро шли к такому же упадку. Ветхие полуразвалившиеся здания опасно кренились под разными углами, и казалось, будто весь квартал медленно, но верно тонет в своего рода болоте из прелого дерева и битого кирпича. С каждым годом сырость все сильнее разъедала известковый раствор, скреплявший камни здешних стен; с каждым годом все больше законопослушных предпринимателей бежало отсюда в другие кварталы, и все больше трупов – наспех спрятанных под грудами мусора или вообще не спрятанных – обнаруживалось на здешних улицах.

Рыская по кварталу в своих черных священнических одеяниях, Жан приметил один склад, возле которого вот уже несколько ночей кряду сновали взад-вперед люди Разы. При свете дня строение казалось таким же заброшенным, как и все соседние здания, но по ночам оно оживало: в окнах почти до самого рассвета горел свет, из дверей выходили грузчики с увесистыми мешками на плечах, и пару раз подкатывали телеги.

Но сегодня ничего подобного не наблюдалось. Складское здание, где еще вчера вечером кипела деятельность, сегодня было темным и безмолвным. Сегодня оно всем своим видом подстегивало любопытство, и Жан твердо вознамерился разведать тайные дела капы Разы, пока Локк распивает чаи со знатью.

Чтобы выполнить задуманное любым из возможных способов, требовались терпение, бдительность и крайняя осторожность. Жан несколько раз обошел склад широким кругом, укрываясь в тени при виде любого прохожего и зажимая серебряную маску под мышкой, чтоб не отблескивала. В густой темноте легко спрятаться даже очень крупному человеку, а уж ходить бесшумной поступью Жан умел.

Покружив вокруг склада, он удостоверился, что ни на окрестных улицах, ни на крышах соседних зданий никаких наблюдателей нет. «Ну, если только они не скрываются так искусно, что мне нипочем не увидеть», – подумал он, прижимаясь всем телом к южной стене строения.

– Аза Гийя, помоги мне, – чуть слышно пробормотал Жан, медленно приближаясь к одной из дверей склада. – Если ты сейчас не снизойдешь к моим мольбам, я не смогу вернуть это прекрасное облачение и серебряную маску твоим слугам.

Дверь оказалась не только не заперта, но еще и приоткрыта. Жан снова надел серебряную маску, вытащил свои топорики и спрятал в правом рукаве, чтоб были наготове, но оставались незаметными на случай, если он столкнется с человеком, который обмирает от благоговейного страха при одном только виде жреца Азы Гийи.

Дверь тихо скрипнула, и уже мгновение спустя Жан стоял внутри, прижавшись спиной к стене возле нее. Он зорко всматривался сквозь сетчатую маску в темноту, напрягал слух и принюхивался. К ожидаемому запаху влажной земли и гнилой древесины примешивался еще какой-то странный запах – пережженного металла, что ли.

Застыв на месте, Жан несколько долгих минут прислушивался, не раздастся ли какой звук. Ничего, лишь где-то в отдалении поскрипывают и вздыхают корабли на якоре да шумит Ветер Палача, летящий с моря. Левой рукой Жан достал из-под одеяния алхимический шар (почти такой же, какой брал с собой в Гулкую Нору), резко встряхнул пару раз, и фонарь загорелся. При мертвенно-белом свете шара стало видно, что склад представляет собой одно огромное помещение. У дальней стены валялись грудой сломанные трухлявые перегородки, – вероятно, там раньше находилась складская контора. Пол был земляной, хорошо утоптанный; в углах и возле стен лежали кучи мусора, некоторые из них были накрыты кусками парусины.

Жан плотно прижимал фонарь к животу, направляя свет только вперед и сам оставаясь почти невидимым во мраке. На осмотр склада он собирался потратить минут пять от силы.

Медленно двигаясь к северной стене, Жан ощутил еще один запах и весь передернулся от отвращения. Что-то здесь разлагалось и гнило. Тухлое мясо? Но запах был тошнотворно-сладковатый, и Жан все понял еще прежде, чем обнаружил трупы.