– Капа Раза? – раздался нерешительный голос у него за спиной.

На палубу с галерей внизу поднялся человек. Парень из Шалых Псов, один из многочисленной компании картежников, собравшейся в тронном зале. Анатолиус медленно повернулся.

– Капа Раза… тут посыльный пришел, ваша честь. Один из Мясников Лжесвета. Говорит, в Зольнике какой-то человек дал ему тирин и велел немедленно доставить вам вот это.

Парень протянул джутовый мешок, на котором кривыми черными буквами было написано «РАЗЕ». Чернила, казалось, еще не высохли.

Лучано взял мешок и махнул рукой, отсылая Шалого Пса прочь. Парень поспешно бросился к люку, ведущему вниз, не на шутку испуганный выражением, которое он увидел в глазах своего хозяина.

Каморрский капа раскрыл мешок и уставился на труп скорпионьего сокола. Обезглавленный труп скорпионьего сокола. Он вытряхнул содержимое мешка на палубу. Голова и тело Вестрисы с глухим стуком ударились о доски, а следом за ними вылетел сложенный вчетверо пергаментный лист, испачканный кровью. Капа схватил его и развернул.

«МЫ УЖЕ ИДЕМ».

Лучано смотрел на записку неизвестно сколько времени – может, пять секунд, может, пять минут. Потом смял в кулаке и выронил. Комок бумаги подкатился прямо к широко раскрытым остекленелым глазам Вестрисы.

Идут, значит идут. Он еще успеет скрыться из города, когда расквитается с последним долгом.

Грохоча сапогами по ступенькам, он быстро спустился в ярко освещенный зал, где продолжалась шумная гулянка. В воздухе висел густой запах табачного дыма и спиртного.

Мужчины и женщины отрывали глаза от своих карт и игральных костей, когда он широким шагом проходил мимо. Многие приветственно махали рукой и выкрикивали славословия, но никто не удостоился ответа. Капа Раза толчком распахнул дверь в свои личные покои (прежде принадлежавшие Барсави) и скрылся за ней.

Через несколько минут он стремительно вышел обратно в зал, переодетый в наряд Серого короля: дымчато-серый кожаный камзол, башмаки из акульей кожи с тусклыми серебряными пряжками, серые фехтовальные перчатки, растрескавшиеся на сгибах от долгого употребления, и в сером плаще с поднятым капюшоном. Плащ развевался у него за спиной; отблески фонарей сверкали на лезвии обнаженной рапиры.

Веселое сборище разом умолкло.

– Все вон отсюда! – отрывисто приказал капа. – Убирайтесь подальше. Двери оставьте открытыми. Никаких часовых. Убирайтесь живо, пока я даю вам такую возможность.

Карты разлетелись врассыпную по полу; игральные кости со стуком запрыгали по доскам. Мужчины и женщины вскакивали на ноги и устремлялись к выходу, таща за собой своих вусмерть пьяных товарищей. Покатились бутылки, опрокинутые при беспорядочном бегстве, на столах растеклись лужи вина. Уже через минуту Серый король стоял один в сердце Плавучей Могилы.

Он медленно подошел к правому борту старого галеона, где с потолка свисало несколько серебряных шнуров. Потянул за первый, и белые огни канделябров погасли; потянул за второй, и портьеры на высоких окнах раздвинулись, впуская в тронный зал ночную тьму; дернул за третий шнур, и в темных стенных нишах зажглись красные алхимические шары. Недра деревянной крепости превратились в подобие пещеры, озаренной багровым светом.

Серый король сел на трон, положив рапиру на колени. В его глазах под низко надвинутым капюшоном горели зловещие красные отблески.

Он сидел на своем троне и ждал, когда явятся последние двое Благородных Каналий.

9

В половине одиннадцатого вечера Локк вошел в тронный зал и остановился, положив руку на эфес рапиры и устремив пристальный взор на Серого короля, который неподвижно сидел в пустом приемном зале в тридцати ярдах от него. Локк дышал тяжело и часто, но не от долгой ходьбы: бо́льшую часть пути он проделал на украденной лошади.

Сжимая рукоять Рейнартовой рапиры, он испытывал одновременно возбуждение и страх. Локк понимал, что вряд ли может тягаться с Серым королем в боевом мастерстве, но кровь в нем кипела. Ему страстно хотелось верить, что гнев, надежда и проворство помогут ему взять верх в схватке.

– Серый король… – промолвил он, откашлявшись.

– Каморрский Шип…

– Рад тебя видеть, – улыбнулся Локк. – Я боялся, вдруг ты уже покинул город. Впрочем, извиняюсь – ведь для этого тебе потребовался бы фрегат, верно? А я убедил мою добрую подругу, графиню Янтарного Кубка, пустить «Сатисфакцию» ко дну.

– Поверь, тебе недолго осталось наслаждаться этой своей маленькой победой, – усталым голосом проговорил Серый король. – А где же Жан Таннен?

– Скоро подойдет. С минуты на минуту.

Локк медленно двинулся вперед, сокращая расстояние между собой и противником.

– Я предупреждал Сокольника, что с Танненом шутки плохи, – сказал Серый король. – Очевидно, он не внял предостережению. Вы оба невероятно живучи, с чем вас и поздравляю, но, думается мне, я окажу вам большую услугу, убив вас прежде, чем до вас доберутся картенские маги, пылающие жаждой мести.

– Ты полагаешь, верно, что Сокольник мертв. Ан нет, твой приятель жив-живехонек. Но он – увы и ах! – никогда уже не будет играть ни на одном музыкальном инструменте.

– Интересно. Как тебе удалось все это проделать, хотелось бы знать? Почему Богиня Смерти не считает нужным загасить тебя, как бесполезный огарок? Ну очень хотелось бы знать.

– Плевать на твои хотелки. Но вот почему ты повел себя так по отношению к нам, Лучано? Почему не попытался заключить с нами честное соглашение? Мы вполне могли бы договориться…

– Могли бы! – хмыкнул Серый король. – Я думать не думал ни о каких «могли бы». Для меня существовали только мои насущные потребности. Я забрал у вас то, что мне требовалось, а оставлять вас в живых было слишком опасно. Это вы ясно дали мне понять.

– Но ты же мог обойтись обычной кражей! Я бы все отдал, лишь бы Кало, Галдо и Клоп остались в живых. Я бы все отдал, пригрози ты убить моих друзей!

– Да какой вор отдаст свои деньги без боя?

– Такой, у которого есть что-то важнее денег. Для нас главное удовольствие состояло в самом мошенничестве, а не в обладании украденным. Если бы мы по-настоящему дорожили нашими богатствами, то давно уже придумали бы, как их с толком потратить.

– Ну, задним числом легко говорить, – вздохнул Серый король. – Будь твои друзья живы, ты бы пел совсем по-другому.

– Мы же крали у аристократов, придурок! Только у них, и ни у кого больше! Тоже нашел, против кого пойти… Да ты здорово услужил каморрской знати, убив моих товарищей. Ты преподнес своим заклятым врагам великолепный подарок, черт тебя дери!

– А ты, значит, обкрадывал мерзавцев, благородно воздерживаясь от убийств… Я что, должен был прийти в восторг от твоих подвигов? Назвать тебя братом по оружию? Деньги – дело наживное, Ламора. Одними кражами не преподашь аристократам урок, которого они заслуживают.

– Но как ты мог поступить так, Лучано? Как мог человек, потерявший близких и люто ненавидевший Барсави, причинить мне такое же зло?

– Такое же? – Серый король вскочил с трона, сжимая в руке рапиру. – Такое же?! Разве твои родители были убиты в постели ради сохранения подлой тайны, Ламора? Разве твои маленькие братья и сестра погибли от ножа душегуба? Жалкий вор! Ты понятия не имеешь, что такое настоящее злодеяние!

– От твоей руки погибли три моих брата, – ответил Локк. – И чуть не погиб четвертый. У тебя не было никакой необходимости убивать их. А когда ты решил, что расправился с нами, ты попытался уничтожить сразу несколько сот человек. В том числе детей, Лучано! Детей, которые родились много лет спустя после того, как Барсави убил твоих родителей. Приятно, конечно, воображать себя праведным мстителем, но мне лично твои поступки кажутся свидетельством тяжелого помешательства.

– Все эти люди жируют за счет Тайного уговора. Все они – гнусные паразиты, виновные уже по факту своего рождения. Оставь свои доводы при себе, священник. Думаешь, я не обдумывал их бессонными ночами на протяжении двадцати двух лет? – Серый король шагнул вперед, наставляя острие рапиры на Локка. – Будь моя воля, я бы разрушил этот город до основания и написал бы на руинах имена своих близких.